Становление науки

По поводу отмены Людовиком XIV Нантского эдикта и гонения на протестантов Сен-Симон в «Мемуарах» справедливо замечает:

«…люди, исповедующие истинную веру, поступают с заблуждающимися и еретиками точно так же, как языческие тираны и еретики поступали с глашатаями истины — проповедниками и святыми мучениками… без счету людей самого разного состояния и обоего пола вынесли те же муки, которые претерпели христиане при правлении императоров-ариан и особенно при Юлиане Отступнике, чью политику тогда, казалось, переняли и чьи жестокости повторяли; и если в тот раз старались не проливать кровь, то, уверенно скажу, лишь потому, что многие жертвы и без этого заплатили жизнью».

Но ныне, как пишет З. Фрейд, «религиозные предписания …уже не кажутся заслуживающими прежнего доверия. Согласимся, что причина этой перемены — упрочение духа научности в верхних слоях человеческого общества (есть, возможно, и другие причины).

Критика подточила доказательную силу религиозных документов, естествознание выявило содержащиеся в них заблуждения, сравнительные исследования обратили внимание на фатальную аналогичность принятых у нас религиозных представлений и духовной продукции примитивных народов и эпох».

Христос искупил грехи живших до него людей. Можно ли это распространить на живших после? Церкви самой пришлось отвечать за индульгенции и инквизицию кризисом религии.

«Я не нуждаюсь в этой гипотезе», — ответил ученый Наполеону на вопрос, почему в его системе мироздания нет Бога, и действительно, наука начала свободное плавание в океане явлений.

Социальные условия зарождения экспериментальной науки аналогичны древнегреческим в период зарождения философии — маленькие города и относительная независимость их жителей.

Становление науки в эпоху Возрождения не могло не заставить ее вступить в смертельную схватку с не желающей уступить свое господство религией. Противоборство сначала велось исподволь, а затем, после создания Коперником гелиоцентрической системы мира, выплеснулось наружу и дошло до костра инквизиции, на котором был сожжен Джордано Бруно.

И. Пригожин писал, что в Новое время «интеллекту ученого, в сущности, передавались функции только что вытесненного Бога». При Копернике наука еще не смела вступать в борьбу с религией.

Это случилось при Д. Бруно, и его казнь помогла Галилею отстаивать свои взгляды, хотя он и вынужден был от них отречься. Почему пострадал именно Д. Бруно? Потому что он вышел за рамки собственно науки в ее стремлении к господству.

«Ни сам Коперник, ни его последователи Кеплер и Галилей не сделали философских обобщений из развитой и обоснованной ими гелиоцентрической системы мира. Честь философского осмысления новых открытий выпала на долю Джордано Бруно».

Наука, как любая отрасль культуры, тогда становится главенствующей, когда отвечает на вопросы о смысле жизни. Этим, по существу, и занимался Д. Бруно, и потому был опасен для церкви больше, чем Коперник, который не выходил из рамок науки.

Коперник и Галилей, раздвигая рамки науки, неизбежно сталкивались с областью религии, хотя не хотели этого.

Должен был объявиться человек, рвущийся в бой. Чтобы во имя научных истин пойти на казнь, нужно верить, что наука сделает человека счастливым, что с ее помощью можно создать Новую Атлантиду, которая будет процветать благодаря применению научных достижений.

Необходима особая атмосфера веры в науку, под стать той, что была в I веке новой эры, когда создавалось христианство. Эта атмосфера привела сначала к жертве Бруно, а потом к торжеству науки.