Преобразование системы управления в России на рубеже XX —XX I столетий

На рубеже XX —XX I столетий российская экономика находит­ся на очень трудной и противоречивой «переходной» ступени развития.

Переходная экономика страны характеризуется следующими специфическими чертами:

1. Господство переходных экономических форм, в чем собствен­но и проявляется одновременное существование сменяемой и сменяющей систем. Как следствие — проявление не быть клубком противоречий между старыми — умирающими и новыми — устанавливающимися экономическими формами.

Для экономики современной России характерно развитие в ней акционерных компаний и обществ, которые являются переход­ными формами собственности: от государственной, общенарод­ной к коллективной, кооперативной или частной. Конкретнее цель развития будет определена в ходе самого перехода, поскольку за­ведомо указать конечный итог невозможно.

Существенное мето­дологическое значение имеет то положение, что сами переход­ные формы потому переходны, что не являются и не могут быть конечной целью развития; они всегда были, есть и будут сред­ством достижения основной, главной цели, занимают промежу­точное положение между законченными системами. Следователь­но, переходные формы экономических отношений в своей диа­лектике выражают взаимосвязь, противоречивость, скачкообраз­ность развития — но все же развитие.

2. Переходная экономика неустойчива: неустойчивый характер ее диктуется постоянным поиском новых экономических форм, более эффективных, более динамичных. Здесь любые отношения быстрее развиваются, проявляют свою противоречивость, быст­рее исчерпывают свой движущий потенциал. Так, ваучерная при­ватизация общественной собственности, весьма стремительно исчерпав себя, перешла в открытую продажу государственного имущества.

3. Переходная экономика носит исторически ограниченный характер; определяется в системе координат от развала плановой системы и до начала самостоятельного функционирования сло­ жившейся экономической системы.

4. Переходная экономика самобытна и специфична: уникаль­ность и самобытность России исключает простое копирование или прямое заимствование чужого опыта (тем более его насильствен­ное перенесение на почву российской действительности), дикту­ет необходимость тщательной селекции зарубежной практики эко­номических преобразований с учетом ее совместимости с глубин­ными российскими традициями и национальным самосознанием.

С этой точки зрения весьма уязвимы концепции «догоняющей модернизации» или «возвращения России в мировое сообщество», имеющие в виду слепое следование западным либеральным об­разцам, равно как и механическое применение «китайской»,
«японской» и других моделей развития.

В принципе, надо ориентироваться не на чужой, «завозной», опыт, а на суть мировых цивилизованных тенденций, стремиться найти формы и стимулы их реализации в России, адекватные на­циональным ценностям и традициям. Анализ относящихся к этой проблеме факторов позволяет утверждать, что российские нацио­нальные особенности не будут серьезным препятствием для реа­лизации основных направлений и тенденций трансформации со­временной экономики. Напротив, они могут способствовать укоренению последних на российской почве.

5. Переходной экономике свойственна альтернативность разви­тия. В России уже много раз начинались реформы, и ни разу ни одна из них не закончилась ожидаемым результатом. И скорее все­го не потому, что они были половинчатыми или их недостаточно решительно проводили, хотя было и то и другое. Проблема в аль­тернативности всякого развития, которое зависит от конкретно- исторических, национальных и других особенностей развиваю­щейся системы.

Альтернативность развития особенно вероятна при реформах методом «белой революции» — сверху когда та или иная государ­ственная власть сама осознает необходимость реформ и сама же их инициирует, естественно, с определенным ожидаемым ею ре­зультатом. Однако результат может оказаться иным вопреки всему. Это означает, во-первых, что реформы все же недостаточно про­работаны и четко не определены цели, и, во-вторых, что народ их не понимает, не поддерживает их идеи, не проникается ими и т.д., а значит, реформы явно отклоняются в своем развитии от задуманного. Более того, по мере проведения реформ их цели и результаты могут меняться, варьироваться, уточняться.

Первоначальной целью наших реформ было строительство со­циализма с человеческим лицом, затем — социализма по типу европейской социал-демократии, потом — элементарного капитализма и, наконец, — смешанная экономика, эффективность которой пока еще не определена. И все эти перемены целей раз­вития общества произошли за 10 лет!

6. Для переходной экономики характерна инертность экономи­ческого развития. Инертность эта вытекает, прежде всего, из того прозаического положения, что в принципе в экономике анализи­руется не столько процесс производства, сколько процесс вос­производства, которое есть не что иное, как непрерывное, посто­янно повторяющееся и возобновляющееся производство. Естественно, при непрерывном повторении процесс воспроизводства ис­ключает разрушение сменяемой системы «до основания», чтобы потом строить заменяющую систему.

Инертность воспроизводства объективно предусматривает со­хранение в переходной экономике старых, отмирающих эконо­мических форм, притом на весьма длительное время. Потому что возникла объективная необходимость постепенного перестроения существующей системы хозяйствования, собственно, всего хозяй­ственного механизма старой системы. Очевидно, такое перестрое­ние непосильно обществу ни «за 500 дней», ни за 5 лет, ни за 15. Ставить такую задачу — значит проявить авантюризм или незна­ние элементарных закономерностей развития как общества в це­лом, так и его экономики — в частности.

Вся суть инерционности заключается в обеспечении преемствен­ности переходной экономики с исходным состоянием и плавной его трансформации, эволюции в целостную систему, новую, бо­лее совершенную. Кроме того, инерционность воспроизводства — экономическая закономерность — объективно обусловливает нео­братимость эволюции переходной экономики. Это важное обстоя­тельство — инерционность воспроизводства — было проигнори­ровано в России в 1991 г. Хорошо известно, какими социальными потерями это обернулось стране.

В переходный период развития экономики особенно возрастает роль государства по следующим причинам:

• переходная экономика России отличается не сформиро­вавшейся системой социально-классовой структуры; она рест­руктурируется, т.е. создается, по существу, заново. Старая рабо­че-крестьянская классовая структура разрушена основательно, а новая еще не сформировалась. Россия переживает переходный период прежде всего именно в этом отношении. Раз нет социаль­но-классовой определенности, нет и движущих сил экономического развития. В данном конкретном случае — реформ. Бур­жуазия как основная прогрессивная и движущая сила рыноч­ной системы еще по-настоящему не сложилась.

Следовательно, государственная, общенародная собственность размывается, разрушается, а частной собственности как основы рынка, как силы, задающей правила игры, пока еще нет — значит, какого- либо доминирующего общественно-экономического уклада в нашей экономике тоже нет;

• продолжается социальное расслоение общества;
• продолжается снижение численности населения страны (за 13 лет на 11 млн чел.);
• в политическом аспекте в настоящее время Россия пред­ставляет «лоскутное одеяло», состоящее из 89 субъектов Федера­ции, из которых добрые три десятка представляют собой нацио­нальные образования, генерирующие исключительно мощные центробежные силы, стремящиеся развалить не только некогда могу­чий СССР (это удалось сделать), но и современную ослабленную Россию. Переходные процессы столь мощно и стремительно были инициированы «белой революцией», что распалось устоявшееся гражданское общество. Это значит, что старая система государ­ства сломана, а новой — нет.

Как ни парадоксально это звучит, но российская государствен­ность исключительно молода. И она практически не имеет своей гражданской основы в виде сложившейся социально-классовой и экономической определенности. Наоборот — государству грозят развал и разъединение по национальным квартирам. Следователь­но, молодое Российское государство просто вынуждено в сло­жившихся исторических условиях взять на себя элементарные интеграторские функции — обязательства остановить развитие цент­робежных сил в обществе.

Таким образом, одной из труднейших задач Российского государства является задача национальной кон­солидации и интеграции — создания собственных экономических, социальных, политических основ как можно скорее. Россияне дол­жны осознать и свою национальную специфику, и свою принад­лежность к конкретному национальному, экономическому, со­циальному и политическому единству, в чем и видится особая роль Российского государства в переходный период.

В значитель­ной степени эта особая роль усиливается при осознании кратко­сти исторического периода, когда и должны решиться названные задачи. Такую роль Российское государство выполнит, если оно станет наднациональной, надполитической силой, мощной, ав­торитетной, умеющей осознать и защищать как свои собственные государственные интересы, так и интересы своих граждан.

Для осознания перспектив в развитии экономики России и соответствующего преобразования системы управления необхо­димо ответить на два вопроса: «Отчего мы уходим?» и «Куда идем?» Прежде всего, необходимо обозначить — от чего уходим. Не­пременным условием составления научно обоснованной програм­мы преобразования в производственных отношениях, с целью преодоления застойных явлений, должно быть правильное определение (установление) причин, к ним приведшим.

Сегодня в качестве такого рода причин принято считать неэф­фективность централизованного управления экономикой, кото­рое имело место у нас в стране. Однако факты свидетельствуют о том, что эта система в тече­ние длительного времени работала достаточно эффективно и обеспечила создание мощного экономического потенциала в ранее отсталой стране, при этом за весьма короткий исторический пе­риод (за 20 — 30 лет), что признают все объективно оценивающие ситуацию, как отечественные, так и зарубежные исследователи советской экономики. Наконец, страна с централизованным управлением народным хозяйством, одержала победу в жестокой войне с фашизмом, освободив от него практически все страны Европы и избавив от него мир. После войны, первая из европейских стран-участниц отменила продовольственные карточки (1947 г.), восстановила разрушенное народное хозяйство и жилой фонд.

В связи с этим чрезвычайно важно ответить на вопрос: когда и почему (в результате каких причин) централизованная система управления экономикой стала столь не эффективной, что явилась причиной застоя в развитии общества? Проведенный краткий ана­лиз показывает, что застой в данном случае объясним и законо­мерен.

Согласно объективной логике общественных отношений, эко­номическая история общества имеет ряд последовательных эта­пов хозяйственных отношений:

1. натуральное хозяйство;
2. переход натурального хозяйства (в результате развития про­изводительных сил) в простое товарное производство, далее в капиталистическое, которое является высшей фазой развития то­варного производства;
3. в результате конкуренции, разорение одних производите­лей и обогащение других, образование трестов, синдикатов и еще более крупных объединений — транснациональных корпораций. Капитализм вступает в эпоху империализма с уже иной нетовар­ ной организацией производства.

Планирование, осуществляемое внутри монополистических кор­пораций по своим масштабам превращается в планирование це­лой отрасли, что создает материальные предпосылки, для социа­листического способа производства. Социалистическое производ­ство в этой цепи означает превращение всего государственного экономического механизма в единый хозяйственный организм, работающий так, чтобы миллионы людей руководствовались од­ним планом.

В этом организме действуют уже другие законы, ибо как преходящи общественно-экономические формации, так пре­ходящи и специфические законы их экономической жизни.
В условиях рыночной экономики, при вступлении в эпоху им­периализма идет процесс отрицания товарно-денежных отноше­ний с построением хозяйственных отношений на нетоварной ос­нове.

То же происходит и при планово-административной систе­ме хозяйствования — до определенной степени развития произ­водительных сил возможны преобразования в рамках товарного производства (программа минимум), после чего социалистичес­кие преобразования общества, невозможны без уничтожения (от­рицания) товарного производства (программа максимум). Хозяй­ственный механизм, построенный на взаимоисключающих прин­ципах (рынка и товарного производства, планово-административ­ной системы и отрицании товарного производства) работать не может; образуется застой в развитии общества. Перестройка по компромиссному варианту только усугубляет застой.

Развитие экономических отношений от товарных к непосред­ственному их отрицанию, есть однонаправленный исторический процесс. При этом, когда государственная власть действует в его русле, тогда развитие идет быстрее; если же она идет против, то терпит крах через известный промежуток времени.

В СССР, по крайней мере до 1958 г., этот курс выдерживался. Шаг за шагом были вычленены из экономики такие системные признаки товарного хозяйства, как рынок, конкуренция, свободное ценообразование, торговля средствами производства, ориен­тация производителей на прибыль. От рыночной системы хозяй­ствования оставалась денежная форма учета затрат труда, но со­держание изменилось, так как денежные знаки опосредовали уже иные общественные отношения.

Понимание этого факта в те годы не нашло признания в экономической теории. И, вместо того, чтобы сменить форму, т.е. перейти к прямому учету труда непос­редственно в рабочем времени (для этого в начале 60-х гг. были все предпосылки) было принято решение, — частично восстано­вить старое содержание, что конкретно выразилось в экономи­ческой реформе 1965 г.
Это решение означало смену курса: если до этого страна дви­галась в сторону ослабления роли товарно-денежных отношений, то теперь пошли в противоположном направлении — к усилению их роли (многие видные ученые-экономисты предупреждали о негативных последствиях такого решения, но их предостережени­ями пренебрегли).

Реформа 1965 г. в значительной мере восстановила роль прибы­ли в социалистической экономике, наделив ее оценочной и сти­мулирующей функциями, которых раньше она была лишена. Пред­полагалось, что если предприятия смогут переводить часть при­были в свои фонды поощрения, то это решит проблему стимулирования повышения производительности труда, обеспечит сни­жение издержек производства и заинтересует коллективы в на­пряженных планах.

Однако случилось иное: произошло столкно­вение элемента рыночного механизма с элементом планового ве­дения хозяйства. Предприятия приобрели стимул в погоне за вы­годной продукцией вопреки общественным интересам и распоря­жениям центра. Связи между предприятиями и органами, планиру­ющими их работу, ослабли, и в отношениях между ними возникла напряженность. Экономика стала малоуправляемой.

Стал нарастать процесс ее дезорганизации. Возник затратный механизм, в кото­ром затраты приобрели статус результатов и стали оказывать нега­тивное влияние на результаты деятельности предприятий. Покажем, как этот механизм создает дефицит и ведет к другим отрицательным последствиям.

Возникновение дефицита. Поскольку, предприятия стали заин­тересованы в получении большей прибыли, постольку они стре­мятся выпускать в первую очередь более выгодную для себя про­дукцию. Но коль скоро затраты труда на выпуск этой или иной продукции непрерывно меняются благодаря научно-техническо­му прогрессу, лучшей организации труда, а оптовые цены на нее в условиях плановой экономики относительно устойчивы, то раз­ные виды продукции в разное время неодинаково выгодны пред­приятию.

Под разными предлогами предприятия начинают избав­ ляться от невыгодной продукции. В итоге — нехватка (дефицит) отдельных видов продукции, крайне необходимой для нужд народного хозяйства и населения, но невыгодной предприятию.

Завышение затрат труда {затратный механизм). Предприятие стре­мится к повышению прибыли, но прибыль при прочих равных усло­виях напрямую зависит от оптовой цены. Основой для ее расчета служит себестоимость, которая напрямую связана с затратами рабо­чего времени. Следовательно, чем больше затраты труда, тем выше себестоимость продукции, а чем выше себестоимость продукции, тем более высокую оптовую цену на продукцию устанавливают пла­новые органы. Чем выше цена продукта, тем больше прибыль пред­приятия.

В результате теряется смысл в экономии рабочего времени, а для повышения прибыли вообще нужна противоположная тактика. Торможение научно-технического прогресса. Научно-технический прогресс приводит к снижению затрат труда и, тем самым, к сни­жению стоимостных показателей работы предприятия, в том чис­ле и прибыли. Так зачем же вредить самим себе? На предприяти­ях, где шли на выпуск более эффективной и дешевой продукции ухудшались стоимостные показатели работы.

Ухудшались реализа­ция, производительность труда, фондоотдача, рентабельность.
Эти примеры показывают, что неприятности являются резуль­татом ошибочных решений. Спрашивается, причем же здесь пла­новая экономика и централизованное управление?
Так от чего же уходим или ушли? Уходим от централизованной плановой системы управления.

Уходим потому, что она из-за оши­бочных действий стала неэффективной, породила затратный механизм и стала тормозом на пути к прогрессу. И вместо того, что­бы выяснить причину, почему она стала непригодной и испра­вить ошибки, просто решили отказаться от нее и перейти к ры­ночной системе, которая за рубежом успешно используется. Но на какую рыночную?

«Дикого» рынка, со множеством маленьких предприятий на Западе уже нет. Что касается сегодняшнего рын­ка, то единственная возможность найти нишу в общем рынке, это создание очень крупных предприятий — транснациональных корпораций (возможно на уровне отрасли), способных конкури­ровать на нем. Таким образом снова переходим к централизован­ному руководству и отрицанию товарного производства.

Таким образом, как предприятия работающие при централизо­ванном управлении, так и работающие в условиях рынка, при раз­витии производительных сил до определенного уровня невольно приходят к централизованному управлению и отрицанию товарного производства. Дальнейшее развитие идет за счет снижения затрат труда на единицу продукции при разработке и внедрении новой тех­нологии, автоматизации управления и механизации производства.

Для работы в условиях современного рынка разгосударствление и разукрупнение производства, как видим, не требуется. В перспек­тиве, по мере организации рынка соотношение крупных, средних и мелких предприятий определяется их экономической необходи­мостью и структурной целесообразностью для каждой из отраслей. Немаловажный вопрос: какое общество мы собираемся создать?

В зависимости от этого необходимо разрабатывать (создавать) за­конодательную базу существования этого общества, в том числе и правила распределения прибавочного продукта, тех средств, ко­торые создают нам все блага (все, что дается сверх оплаты за труд). Следующий вопрос: куда идем? В этой связи представляется, что стратегический ответ: к рынку, к рыночной системе — тоже не совсем точен. Чтобы ответить на этот вопрос точнее, необходимо ответить на вопрос: какое общество мы собираемся создать?

Если мы собираемся создать новое общество, например, создать сообщество высокоинтеллектуальных людей, людей свободных, раскованных, подчиняющихся только законам, — общество, ос­нованное на этических ценностях; общество, где человеческая жизнь будет самой главной и уникальной ценностью, поэтому охраняемой всей силой закона. В таком обществе должна быть до­стигнута социальная и экономическая справедливость, и не останется места не только экономическому и социальному неравен­ству, но и любому другому.

Рыночная экономика может быть средством достижения вы­шеназванной глобальной цели, но сама она не может быть це­лью, тем более глобальной. К рыночной экономике мы переходим именно как к более эффективной форме хозяйствования. Она будет совершенствоваться, развиваться, но только как средство, способ достижения главной цели. Имея в виду вышесказанное, рынок на короткий исторический промежуток времени можно считать тактической целью нашего сегодняшнего развития.