Предмет и методы международного уголовного права

Как ни странно, но большинство отечественных авторов попро­сту умалчивают о выделении самостоятельного предмета правового регулирования, присущего международному уголовному праву.

Обратных примеров немного.

В 40-х годах XX в. определение предмета международного уго­ловного права исходило из задач борьбы за мир, борьбы с преступ­лениями, которые были сформулированы в Уставе Нюрнбергского трибунала.

Так, П. С. Ромашкин считал, что предметом регулирования ме­ждународного уголовного права являются те отношения между го­сударствами, которые складываются в процессе координирования их борьбы с международными преступлениями.29 Такая позиция разде­лялась большинством авторов.

Вместе с тем И. И. Лукашук и А. В. Наумов полагают, что меж­дународное уголовное право регулирует «межгосударственные от­ношения, т. е. отношения с участием государств и международных организаций».

Большинство же исследователей просто констатируют, что для международного уголовного права характерно сохранение междуна­родного правопорядка «в целом с помощью специфических уголов-но-правовых методов и средств». При этом международное уголов­ное право призвано бороться с преступностью в области междуна­родного морского права, международного воздушного права, дипломатического права, международного экономического и финан­сового права и т. д.

Однако факт возрастания «самостоятельности» международного уголовного права заставляет говорить о необходимости определения самостоятельных его предмета и метода (а вернее — предмета и ме­тодов).

В общей теории права под предметом правового регулирования обычно понимаются «особый участок общественной жизни, особый вид однородных общественных отношений», регламентируемый той или иной отраслью права.

Попробуем определиться с пониманием предмета международ­ного уголовного права.

Как известно, предмет любой отрасли права носит всегда ком­плексный характер.

Какой вид общественных отношений регулирует международ­ное уголовное право? На первый взгляд, и это отмечается практиче­ски всеми авторами, международное право регламентирует отноше­ния, возникающие по поводу строго определенных юридических фактов — совершения виновным лицом (лицами) деяния, признан­ного международным преступлением. При этом такое деяние может быть преступлением по общему международному праву либо пре­ступлением международного характера.

Да, действительно, большинство действующих актов междуна­родного права содержит непосредственное указание на то, что они применимы в случае совершения строго определенных деяний.

Так, например, Конвенция о предупреждении преступления ге­ноцида и наказания за него от 9 декабря 1948 года (далее — Конвен­ция о геноциде)34 прямо перечисляет в ст. II деяния, образующие названное преступление: «В настоящей Конвенции под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением унич­тожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этни­ческую, расовую или религиозную группу как таковую:

а) убийство членов такой группы;

Ь) причинение серьезных телесных поврежде­ний или умственного расстройства членам такой группы;

с) преду­мышленное создание для какой-либо группы таких жизненных ус­ловий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторо­ждения в среде такой группы;

е) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую».

Подобные установления характерны для многих других доку­ментов (ст. 2 Конвенции о предотвращении и наказании преступле­ний против лиц, пользующихся международной защитой, в том чис­ле дипломатических агентов от 14 декабря 1973 года;35 ст. 1 между­народной Конвенции о борьбе с захватом заложников от 18 декабря 1979 года36 и проч.)

Таким образом, в подавляющем большинстве случаев нормы международного уголовного права в первую очередь, регулируют охранительные отношения, возникающие в связи с совершением виновным лицом вполне определенного юридического факта — дея­ния, преступность которого установлена в международном уголов­ном праве.

Кроме того, в ряде случаев можно увидеть ситуацию, когда в международно-правовом акте преступное деяние только называется, при этом отсутствует его содержательное определение. Так обстоит дело, например, в ст. 36 Единой конвенции о наркотических средст­вах от 30 марта 1961 года.37

Отметим сразу, что подавляющее большинство международно-правовых актов, устанавливающих преступность деяния, содержит указания на обязательность соответствующих изменений в нацио­нальных уголовных законах стран-участников. Вопрос о соотноше­нии международного уголовного и национального уголовного права будет рассмотрен в гл. IV настоящей работы.

Полагаем, что следует остановиться на такой важной проблеме: как определить предмет правового регулирования в случае, когда преступность деяния определена одновременно в национальном и международном уголовном праве?

С одной стороны, в силу II принципа международного права, ^признанного Уставом Нюрнбергского трибунала, то обстоятельство, что по внутреннему праву не установлено наказания за какое-либо действие, признаваемое по международному праву преступлением, не освобождает лицо, совершившее это действие, от ответственно­сти по международному праву.

Казалось бы, международное уго­ловное право обладает абсолютным приоритетом в регулировании общественных отношений по поводу совершения преступления, предусмотренного в его установлениях.

С другой стороны, в современном международном уголовном праве отмечается тенденция признания того, что оно всего лишь «дополняет национальные органы уголовной юстиции», а «обязан­ностью каждого государства» является осуществление его собственной, национальной уголовной юрисдикции в случае совершения преступлений, предусмотренных в международном уголовном праве (преамбула Римского Статута Международного уголовного суда).