Послевоенный период

Следующим серьезным изменением организации преступного мира после революции 1917 г. явилась Великая Отечественная война. По “воровским понятиям” воевать с оружием в руках за государство было нельзя.

Тем не менее, многие преступники пошли на нарушение этого табу при условии последующего освобождения и снятия судимости. В результате обмана со стороны властных структур или совершения новых преступлений большинство из них вновь оказались “на зоне”, но “прощения” им уже не было. Появилась новая неуважаемая каста – “автоматчики”.

На фоне жесточайших столкновений идейных врагов в местах лишения свободы, возникли многочисленные банды “по беспределу”. “Беспредел” означает высшую степень несправедливости, неподчинения “воровским законам”, произвол и т.п.

Единый институт воров распался. Многие бывшие “авторитеты” не выдержали такого прессинга, и пошли на сотрудничество с официальной властью, другие избрали этот путь, стремясь избежать репрессий. Отступники не могли получить прощения.

Ситуация приняла вид крайне жесткого противостояния. Появляется новая категория “ссученных” (или “польских воров” – воры, изменившие воровскому закону).

Начинается продолжительная и кровавая “сучья война”. Против воров предпринимались акции физического уничтожения, распространения ложной информации, “прессования” (напр., посадки в камеру к “ссученным”) и др. Государство объявило настоящую войну клану воров.

Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 19 марта 1948 г. <О применении Указов от 4 июня 1947 г.> регламентировало порядок борьбы с корыстной преступностью.

В послевоенный период вышли два Указа Президиума Верховного Совета СССР <Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества> и <Об усилении охраны личной собственности граждан>, вводившие повышенную ответственность за совершения хищений государственного, общественного и личного имущества.

Бандитские действия были опасны не столько тем, что выливались в незаконное завладение имуществом, но прежде всего тем, что на фоне противостояния значительной части общества новому общественному и государственному строю и несогласия с проводимой социальной политикой, они являлись лишним доказательством неспособности нового государства построить справедливое общество и обезопасить его членов.

Недаром в первые годы советской власти это преступление было объявлено государственным. С затуханием классовой борьбы по традиции бандитизм оставался в главе о государственных преступлениях.

Бандитизм не мог выйти за рамки статуса государственного преступления не только в силу своей массовости и опасности для властей, но и по самому генезису коммунистического государства.

Известный лозунг революционного времени <экспроприация экспроприированного> на простом и понятном народу языке означал <грабь награбленное>.

А если грабежи санкционированы на уровне государства, и не только санкционированы, но еще организуются и поощряются, то бандитизм приобретает незримо легитимную окраску. Это означает, что на словах большевики против него, но на деле прибегают к его методам при достижении своих политических целей.

Расхождение между словами и делами вносил сумятицу в умы населения еще целых 70 лет, поскольку и в спокойные 1970-е годы рабочие тащили со своего завода буквально все, оправдывая поступки известной логикой: если начальнику позволено все и в больших масштабах, то почему рядовому гражданину нельзя ничего.

И в 1920-е, и в 1970-е годы представители советской власти растаскивали общенародную собственность, используя мощный административный рычаг – свое служебное положение, и социальное прикрытие – выгодные связи во властных кругах.

В конце 1960-х – начале 1970-х годов появились признаки, свидетельствующие о наличии хорошо отлаженной и четко функционирующей организованной преступности в СССР.

Первая бандитская группировка (вооруженная автоматическим оружием) “Тяп-ляп” (Казань), первые “рэкетиры” – группировка Монгола, а с другой стороны: “Океан” (специализированный магазин в Москве), хищения лимонной кислоты и фальсификация спиртных напитков, дело Цецхладзе (фальсификация аджики), раскрытие крупных хищений и злоупотреблений в Елисеевском гастрономе в Москве, аферы и крупные хищения в строительных организациях, занимавшихся прокладкой и асфальтированием дорог в Черноземье и др.

Многие уголовные дела выявили разветвленные и хорошо организованные цепочки преступных связей, уходящие в самые высокие эшелоны власти. Некоторые высокопоставленные преступники занимали крупные посты в министерствах (вплоть до министра), правительстве.

В 1970-е – начале 1980-х годов органы правопорядка инициировали несколько дел о коррупции и убийствах в высших эшелонах власти. Мэр г. Сочи, например, создал такое состояние на взятках, что построил себе усадьбу с поющим фонтаном.

В близлежащем курортном г. Геленджике несколько высокопоставленных чиновников были убиты перед тем, как они должны были дать свидетельские показания о торговле влиянием в регионе. Эксклюзивные дома отдыха для партийцев на юге России и в балтийских республиках использовались как публичные дома.

Высшие должностные лица были замешаны в торговле наркотиками и порнографическими видеофильмами. В знаменитом <хлопковом деле> были замешаны зять генерального секретаря КПСС Л.Брежнева, заместитель министра внутренних дел СССР Юрий Чурбанов, партийный босс Узбекистана, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Шараф Рашидов и сотни руководителей в Центральной Азии.

Хотя существование организованной преступности в советскую эру официально не признавалось, ее трудно было игнорировать. Воровской мир контролировал большую часть торговли запасными частями, автомобилями, древесиной, икрой, алмазами.

В последний год существования Советского Союза стоимость этой черной экономики оценивалась в 110 млрд. рублей (60, 5 млрд. долларов). Преступники исполняли в социалистической экономике функцию свободных хозяйственных агентов, перемещая товары и услуги по территории всей страны.

Такой предприимчивости были лишены советские предприятия. Которые жестко были связаны народно-хозяйственным планом и бюрократическими директивами. По существу это означало формирование параллельной, или теневой, экономики, действующей внутри официальной экономики.

В современный период истории России об организованной преступности первые открыто заговорили в 1980-е годы. Согласно приводимым Т.Д. Устиновой данным, за бандитизм (одну из крайних форм организованной преступности) в 1983 г. было осуждено 13 человек, в 1984 г. – 7, в 1985 г. – 15, в 1986 г. – 12, в 1987 г. – 11, в 1988 г. – 14, в 1989 г. – 17, в 1990 г. – 32, в 1991 г. – 8, в 1992 г. – 28, в 1993 г. – 26, в 1994 г. – 66, в 1995 г. – 86.

С 1987 г. государство скоординировало криминологические исследования организованной преступности в научных учреждениях органов, в задачу которых входила борьба с преступностью: Прокуратуры СССР, МВД и КГБ.

Е.В. Топильская считает, что при этом были использованы эмпирические данные за 25-летний период, которые свидетельствовали о зарождении и развитии организованной преступности с периода введения в действие уголовного законодательства 1960 г.

По данным исследований, в 1980-е годы в каждом третьем случае (в 20-е годы лишь в 11% случаев) жертвам причинялись тяжкие и менее тяжкие телесные повреждения, в 5% случаев они были убиты.

Каждое пятое преступление было связано с пытками потерпевших, для чего преступники использовали электронагревающие приборы (паяльники, утюги), примусы; имитировалось повешение, вводилась под кожу вода, использовались наркотические вещества.

Изучение состояния корыстно-насильственной преступности позволяет прийти к выводу о наметившейся, пусть еще и малозаметной, тенденции реставрации бандитизма.

В бандитских группах обнаружилась достаточно высокая степень профессионализма преступников, проявившаяся в их узкой специализации на объектах и предметах посягательств, способах совершения преступлений и технической оснащенности. Как и при разбоях, обращает на себя внимание крайняя жестокость по отношению к жертве.