Ограничение разума

Практический провал теорети­чески безупречной просветительской программы тотальной рационализации бытия порождает новые сомнения в способности человека решать все проблемы, опираясь исключительно на соб­ственный разум. Эти сомнения находят свое выражение в идео­логии романтизма, предпочитающей разуму эмоцию и чувство, и в критической философии Иммануила Канта (1724-1804), ра­зума не отвергающей, но требующей четко определить сферу его компетенции, отделив ее от области, в которой рациональная аргументация может оказаться не только бессмысленной, но даже вредной.

Деятельность Канта обычно делят на два периода. В “докритический” период (1746 -1770 ) он создает “Всеобщую естественную историю и теорию неба”, которая, дополненная в некоторых дета­лях Лапласом, и по сей день остается одной из самых распростра­ненных космогонических гипотез.

“Критический” период (1770 – 1797) ознаменован разработкой основных собственно философс­ких произведений: “Критики чистого разума”, “Критики практи­ческого разума” и “Критики способности суждения”, создание ко­торых сам Кант определяет как “коперниканский переворот в фи­лософии”. Суть этого переворота состоит в утверждении, что, воп­реки традиционному взгляду, не способы организации мышления согласуются с формами бытия объектов, а наоборот, мир объек­тов, каким мы его знаем, согласуется с формами организации на­шего мышления.

Свою исследовательскую программу Кант формулирует в виде трех фундаментальных вопросов: “Что я могу знать?”, “На что я могу надеяться?” и “Что я должен делать?”. Решение этих вопросов, по его мысли, должно подвести нас к ответу на четвер­тый – главный вопрос: “Что есть человек?”.

Сомнение в объективной истинности той или иной теории – явление вполне обычное в истории философии и науки. Кант при­дает такому сомнению предельно радикальный характер, когда ставит под вопрос не объективность той или иной конкретной те­ории, а саму возможность объективного знания вообще. Крити­ческий анализ структуры познавательного опыта человека при­водит его к выводу о том, что объективная реальность, как совер­шенно независимое от наших чувств и разума бытие, является принципиально недоступным, непознаваемым для нас.

Кант исходит из того, что человеческое познание начинается с опыта. Однако отсюда вовсе не следует, что оно целиком и полнос­тью происходит из опыта! Проистекая из чувственного восприятия явлений действительности, знание оформляется в виде суждений об объектах. Внимательно присмотревшись к таким суждениям, мы, вслед за Кантом, можем заметить, что в них присутствует нечто та­кое, чего совершенно не было в чувственных впечатлениях.

Оставшиеся “стягиваются” к двум центрам, образуя устойчивые синтетические комплексы “солнце” и “камень”, каждый из которых представляет определенный объект. Между эти­ми объектами констатируется наличие отношения, в котором “сол­нце”, активно воздействуя на “камень”, изменяет одну из его чув­ственно воспринимаемых характеристик. Даже не вникая в меха­ низм работы нашего познавательного аппарата, мы можем констати­ровать, что внутри этого “черного ящика” первичная информация была существенно преобразована.

На “входе”, на уровне непосред­ственного чувственного восприятия, мы имели неупорядоченный хаос разрозненных впечатлений; на “выходе” – на уровне суждения – получили определенные представления об отношениях двух лока­лизованных объектов, в каждом из которых присущие ему свойства организованы в устойчивое единство. Еще сложнее обстоит дело с суждениями, в которых мы распространяем наше эмпирическое знание об объекте на все объекты подобного рода, -например: “Все камни, освещаемые солнцем, нагреваются”.

Эти суждения обычно трактуются как эмпирические, то есть ос­нованные на опыте. Кант решительно отвергает привычную трак­товку, обращая внимание на то, что справедливость нашего сужде­ния обо всех камнях никоим образом не может быть основана на опыте, поскольку последний никогда не может охватить именно все камни. Опыт всегда ограничен, неполон, поэтому эмпирическое знание по самой своей природе не может обладать ни устойчивым единством, ни строгой всеобщностью.

Однако присмотритесь к формулировке любого естественнонаучного закона, и вы увидите, что он всегда выражен в суждениях, претендующих на всеобщность и необходимость, например: “Все физические тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной произведению их масс и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними” или “Всякое тело, погруженное в жидкость… и т. д.”. Кант называет суждения подобного вида априорными синтетическими суждениями.

Многовековая история науки свидетельствует, что весь корпус естественнонаучного знания, состоящий из априорных синтетичес­ких суждений, не просто существует, но и эффективно функциони­рует, поскольку реальные результаты наших действий очень часто совпадают с предсказаниями теории. Философы Просвещения не видели в таком совпадении ничего удивительного. Более того, они были уверены, что поскольку всеобщность и необходимость подоб­ных суждений является эмпирически обоснованной, то совпадение должно происходить всегда. И если оно иногда не происходит, то только благодаря субъективному недомыслию, которое проявляется в страстях и заблуждениях нашего ума.

С точки зрения просветите­лей, хорошо продуманная теория непременно должна дать нам точную картину разворачивающихся событий, конечный результат которых будет иметь строго необходимый характер (как это проис­ходит, например, в классической механике). Но какими бы впечат­ляющими ни были успехи математического естествознания, провал морально-политической программы просветителей тоже очевиден.

Это означает, что либо их теория была недостаточно продуманной, либо применение разума имеет естественную границу, и рацио­нальные рассуждения, столь эффективные в сфере изучения мате­матических или природных объектов, не работают, когда их пыта­ются применять к исследованию человеческих отношений. Кант предлагает произвести точную демаркацию этой границы; в этом и состоит суть основного вопроса его “Критики чистого разума”.