Объективные и субъективные корни правового нигилизма

При самом общем подходе необходимо разделить условия и причины возникновения экстремистского, чрезвычайного поведения людей, в том числе и несовершеннолетних, на субъективные и объективные. Коснёмся их. А для этого необходимо остановиться на концепции Э.Эриксона, в которой выделяются четыре основные линии развития у личности неадекватной идентичности – или четыре субъективных корня девиаций и экстремистского поведения.

Размывание времени. В этом случае юноша неспособен строить планы на будущее и вообще утрачивает ощущение времени. Считается, что такого рода проблемы связаны с боязнью изменений и взросления, обусловленной, с одной стороны, неверием в то, что время способно принести какие-либо перемены, а с другой – тревожным опасением, что перемены всё-таки могут произойти.

Негативная идентичность. Нередко молодой человек стремится найти идентичность, прямо противоположную той, которой отдают предпочтение его родители и другие взрослые. Потеря чувства идентичности часто выражается в презрительном или враждебном неприятии той роли, которая считается нормальной в семье или в ближайшем окружении подростка. Такая роль в целом или любые её аспекты – будь то женственность или мужественность, национальная или классовая принадлежность и т. д. – может стать тем фокусом, в котором сосредоточится всё презрение, на какое способен молодой человек».

Выделив четыре корня юношеской девиантности и юношеского экстремизма по Э. Эриксону, Р. Бернс раскрывает далее свой взгляд на эту проблему: «Мы вправе задаться вопросом, в каком контексте подросток испытывает наибольшее отчуждение или, что то же самое, наименьшее ощущение собственной подлинности? Результаты исследования позволяют ответить на этот вопрос однозначно: в школе или, если быть ещё более точным, на уроках. …В школе плохо учитываются реальные интересы и потребности молодёжи… подростков угнетает система оценки знаний, дающая лишь немногим возможность испытать чувство успеха».

Школа просто убивает в подростке самоощущение подлинности. Так считает Р. Бернс. И, пожалуй, верно. Так ведь полагают и многие отечественные авторы. Кроме того, как подчёркивает этот американский исследователь, роковую штуку играет с подростками и молодёжью субъективное ощущение свободы и независимости, которых они рано или поздно добиваются. «Полная независимость чревата тревожностью даже для взрослых. Указывая подростку возможные ориентиры в жизни, взрослый, помимо всего прочего, ещё и демонстрирует ему, что кто-то о нём заботится.

Сущность экстремизма прекрасно изложена в известном высказывании селекционера И. В. Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы – взять их наша задача!». Мы не можем ждать милостей и от истины, и от общества – поэтому их следует взять, притом силой взять! И это зависит уже только от тебя! В том числе и истина. Ты свободен в своём праве подмять её под себя и сделать какой угодно. Вот этим кредо, пожалуй, наиболее полно исчерпывается субъективная, экзистенциальная природа экстремизма.

Далее А. В. Ростокинский пишет о том, что экстремизм, радикализм есть формы безусловного торжества бессознательного (именно поэтому так падки на него подростки), нравственной дезориентации. При этом все внешние условия жизни воспринимаются как неизбежное зло. Начинается «траектория падения в преисподнюю», бегство в небытие. «Формами обращения в небытие становятся радикальные идеологии и преступность, прежде всего, её специфический подкласс деяний экстремистской направленности».

Все радикалы, все экстремисты переустраивают общество, отрицая свободу выбора, навязывая свой способ как единственно необходимый. «Экстремисты действуют в соответствии с принципом: «Перестань думать о человеке и начни думать о нём, как о случайности – чистой доске, на которой можно написать Актуальную Мысль Дня». Это в большей мере роднит экстремизм не с радикальной философией, а с общеуголовной преступностью, с хулиганством.

Здесь, как и в случае радикального отрицания свободы выбора, имеет место отношение к другому лицу не как к цели, но как к средству». Родство экстремизма с хулиганством на самом деле не случайное и вполне можно говорить о нём как явлении, «имеющем место быть». Это всё проявления одного, радикального поведения. А. В. Ростокинский в другом своём исследовании «О сходной сущности и различиях квалификации хулиганства и экстремизма» (2007) указывает на то, что по мотиву вражды и ненависти хулиганство совпадает с экстремизмом (ч. 1. ст. 282.1. УК РФ).

А вот экстремизм нарушает права одних лиц для устрашения всех остальных. Хулиганский мотив куда более многолик. В экстремизме же всегда присутствует преследование (травля) целых групп населения. Экстремисты, по выражению А. В. Ростокинского, действуют «через одного на многих». Они обязательно посягают на честь, достоинство, здоровье и жизнь «многих». Что совсем нехарактерно для хулиганства. В отличие от хулиганов, экстремисты действуют и против определённой нации или народности, религиозной или любой другой социальной общности или группы.

При этом процессе реакция общества не те или иные проявления зла и насилия не просто ослабевает, она становится парадоксальной – полярно противоположной адекватному, нормальному реагированию на них. При этом общество в любые кризисные, решающие моменты своего развития никогда не останавливается на простой корректировке, на однозначном исправлении тех устоев, ценностей и ориентиров, которые определяют вектор и градиент его развития.

Оно поступает вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения – оно безжалостно ниспровергает всё то, что сохраняет его и даёт шанс на выживание. Теперь находит повсеместное признание всё то, что раньше подвергалось категорическому и безусловному осуждению и порицанию. То, что раньше пользовалось всеобщим презрением, теперь становится наиболее респектабельным, признаком общественного преуспевания. Так мошенники и бандиты становятся значительными людьми в обществе.

Реверсия есть главный механизм оправдания зла в обществе и его возвеличивания Реверсия в определённом смысле служит механизму самозащиты, самооправдания, позволяющему проще приспособиться к новым реалиям жизни. Естественно, что такой механизм имманентно несёт в себе крайне разрушительный потенциал, потому что именно он как никакой другой формирует общественный заказ на те социальные институты, которые олицетворяют собой и воплощают в себе альтернативу традиционным, охранительным ценностям.