Некоторые элементы русской сельской школы

Переходя к рассмотрению отдельных элементов, из которых слагается жизнь русской сельской школы, остановлюсь прежде всего на самом важном из них – на ее учениках.

Поэтому в наших сельских школах, кроме дочерей причетников, встретите разве девочек из самых ближайших деревень. Никакого общего предубеждения против обучения девочек у крестьян, однако, не существует. Там, где возможно прилично устроить их при школе, их охотно отдают в учение.

Впрочем, появление девочек в наших сельских школах – явление совершенно новое. Трудно сказать, какие размеры оно примет в ближайшем будущем. Если не возникнет внешних препятствий, все заставляет думать, что наплыв девочек год от года будет расти. А такое внешнее препятствие существует уже теперь.

Для того чтобы ребенок приобрел прочную грамотность, ему необходимо посещать школу по крайней мере три зимы. (По моим наблюдениям, этот срок достаточен только для детей самых способных – для всех же прочих нужны четыре зимы.) Притом необходимо начинать не ранее десяти лет, и с этим вполне согласна практика крестьян: они понимают, что ребенок, оставляющий школу одиннадцати, двенадцати лет, рискует все перезабыть. Между тем Министерством народного просвещения строго воспрещено обучать вместе с мальчиками девочек старше 12 лет.

Легко смеяться над этим постановлением, словно изданным в Париже и для Парижа, над тем баснословным незнанием сельского быта, сельских нравов, которое одно может его извинить. Но, право, нам не до смеха. Появление девочки в сельской школе – это наш первый успех, наше первое дорого купленное завоевание, это залог всего будущего развития нашей сельской школы.

То, чего недостает нашим ученикам при школе самой совершенной, чего мы им не в силах заменить, та атмосфера грамотности вне школьных стен, которая одна может поднять наше дело на степень жизненности и прочности, которая ей подобает, – эта атмосфера может создаться лишь при посредстве грамотных матерей.

Дивиться ли тому, что у многих рука не поднимается при виде бедных крошек, худеньких и слабых, как осьмилетние дети зажиточных классов, но имевших несчастие родиться двенадцать лет тому назад и потому лишенных права приучить свои неумелые пальцы к твердому держанию пера и иглы, свой пробуждающийся ум – к самым элементарным приемам мышления, свою бессмертную душу – к созерцанию Божества? (Девочка, не учащаяся в школе, у нас и в церкви никогда не бывает.)

Но другие начальствующие лица более исполнительны – и их за это винить невозможно.

Пусть вспомнит также читатель, что с ним говорит не случайный посетитель, подкупленный веселым и бодрым видом школы, а учитель, проводящий в ней всю свою жизнь. Зимою он с 8 часов утра до 8 часов вечера окружен семьюдесятью крестьянскими ребятами, в будни и праздники. Этот учитель – человек больной и старый, избалованный иным образом жизни. Поручите ему при тех же условиях столько же детей того же возраста, самого тщательного воспитания, из самых лучших наших семейств, – и он через неделю сошел бы с ума.

Да простит мне читатель нескромность этого чисто личного аргумента. Покоряюсь на его насмешку, если только мне удалось возбудить в нем малейшее желание заглянуть в этот скромный мир, столь доступный и, как мне кажется, столь мало еще знакомый нашему образованному обществу.