Народное искусство и сельская школа

С некоторого времени наши газеты и журналы по-видимому сильно озабочены вопросом о народном искусстве, об удовлетворении эстетических потребностей полуграмотной и безграмотной массы, имеющей столь громадный численный перевес над нашим полуобразованным и образованным обществом. В добрый час! Эти заботы своевременны. Но, к сожалению, они начинаются не с того конца. Сводятся они почти исключительно к толкам о необходимости народного театра – театра, по ценам и репертуару доступного всем и каждому.

Но таково ли наше время? Таково ли наше русское драматическое искусство? Увы! У нас, как и в других образованных странах миpa, есть прекрасные актеры. Но не эстетических наслаждений, не высшего нравственного удовлетворения ищет толпа в современном театре, а нервных раздражений и пошлой забавы. Типические явления этого театра – Сара Бернар, два раза в день умирающая на сцене в конвульсиях, заученных в госпиталях, и грязноватая оперетка оффенбаховского стиля.

За неимением гениальных драматургов театр есть раб полуобразованной толпы. Театр, ставящий себе задачею воспроизводить великие творения всех времен и народов, обречен на денежные убытки, ибо требует первоклассных сил и привлекает лишь избранную публику. Taкиe театры существуют в столицах образованного мира. Таковыми должны бы быть и наши Императорские театры. Taкиe театры, пожалуй, можно назвать народными в том отношении, что высочайшие произведения драматического искусства при образцовом исполнении становятся доступными всем и каждому.

Ничто при этом условии не может быть популярнее «Гамлета» и «Скупого», «Дон Жуана» и «Жизни за Царя». Но совершенство – дорого и редко. Такие высокохудожественные учреждения, как парижская Comedie Francaise и некоторые германские Hofbuhnen остаются без всякого непосредственного влияния на массы.

Нет, не в сфере отрешенного искусства нужно искать удовлетворения эстетических потребностей народа, а в сфере его практических нужд, в сфере его обыденной жизни. Русский народ – народ глубоко верующий, и первая из его практических потребностей наряду с удовлетворением нужд телесных есть общение с Божеством. Эта потребность, источник и ycловиe всякого человеческого искусства, прежде всего должна быть удовлетворена и может быть удовлетворена лишь при помощи искусства. Не театр ему нужен, а Церковь, достойная своего высокого назначения, а школа, раскрывающая перед ним сокровища Церкви.

Глохнут и гаснут в народе народная песня, народная сказка, эти живучие отголоски иной веры, иного миросозерцания. Уже нужны чуткий слух художника, зоркий труд ученого, чтобы уловить и спасти от забвения их драгоценные обломки. Среди тягостного однообразия серой трудовой жизни, среди лжи и пошлости, веющей от полуобразованного слоя сельского населения, – где просвет для души нашего крестьянина, где отзыв на те стремления, которые лежат на дне этой души, составляют существеннейшую ее суть?

В церковном празднике, приносящем ему полуискаженный отголосок дивного древнего напева, в баснословном, но согретом верою рассказе темного странника, в долго откладываемом, наконец удавшемся походе в дальний монастырь, где его молитва обретает достойные ее звуки, укрепляющую ее обстановку, где он видит – увы! – лишь призрак истинно христианской жизни, и еще – все чаще и чаще ныне – в долгих чтениях при свете лучины в бесконечные зимние вечера – Священного

Церковное чтение есть искусство, имеющее свои предания, свои неписаные законы, искусство, требующее и природного таланта, и многолетнего упражнения, искусство, которое может быть доведено до высокой степени совершенства, самое популярное из искусств. Руководители в этом искусстве рассеяны повсюду в лице хороших сельских священников и причетников, в лице благочестивых любителей, оно процветает в наших монастырях, в известных городах и епархиях. Образовательное влияние его громадно.

Тот, кто это понял, кто это прочувствовал, тот, кто своим чтением довел до сознания безграмотных слушателей хотя бы десятую долю этого веского содержания, – можно ли отказать ему в умственном, в художественном развитии? Можно ли сомневаться в том, что ему будет ли доступно и по содержанию, и по форме все, что представляет прочного, истинно ценного наша светская литература?