Художественное своеобразие лирики Б. Л. Пастернака

Лирика Пастернака тоскует по эпосу. Она тоскует по обыденности, по Пастернак словно ищет возможности в лирике открыться времени. Она словно пожар, словно восстание против устоявшихся жанров и разграничений. И поэтому Пастернак — сын своего времени, времени трех революций, когда все и все приходило в движение. «Я стал частицей своего времени и государства, и его интересы стали моими», — пишет поэт. Словно с черного хода приходят в поэзию и остаются жить там навсегда все «залпом», «взахлеб», и «наповал». Образы в лирике рождаются из ниоткуда, из простых созвучий, из случайностей:

Поэт дает полную волю, которую можно только в своеобразном поэтическом бреду. Однако бред этот принадлежит гению. Словно некто играет на наших сверкающими, возможно драгоценными, камушками игру, правила которой не ясны нам, но процесс завораживает и гипнотизирует нас.

Многоточие, завершающее этот пассаж из «Темы с вариациями», создает некое разреженное пространство, в котором повисает наш облегченный и восторженный вздох. Стихи Пастернака сотканы из ничего, словно кружева из грошовых ниток, словно музыка из семи нот. Поэт абсолютно свободен в работе с материей слова. Предмет его страсти — жизнь. Но слово — орудие, посредством которого поэт воздействует на нее.

Поэт ускользает, как угорь из рук, он все время находится за пределами своих определений. Его талант неуловим и неопределим. Такова мудрость поэзии, и такова ее наивность: «Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе?» Кто это спрашивает? Откуда этот человек? Зачем он здесь? Его соловьиная речь движет и мелет мир. Даль начинает говорить, кусты — спрашивать, тоска — блуждать. Он создает шедевры, они остаются в памяти, проникают в гены, становятся частью жизни. У меня так случилось со стихотворением «Август». Можно назвать это любовью с первого взгляда — чудесным образом сразу после первого прочтения оно вошло в мое сознание, чтобы остаться там навсегда. Я ни с кем не спорил, какое стихотворение у Пастернака Для меня, несомненно, это:

Пастернак сложен и прост, элитарен и доступен, таковы приметы истинной литературы. Часто окружающую поэт видит как текст, книгу, которую надо прочитать. охватывает восторг перед миром и его проявлениями — где бы они ни были: в в в природе, в в ветке… Он самого Бога представляет всемогущим режиссером:

Пастернак признавался, что всю свою жизнь он провел в борьбе за “неслыханную красотку” языка, за его
первозданность и первородность. Традиция была для него порождающей силой. Обыденность он возвел в царство поэзии и поселил там навеки. Чужое порождало нем свое. Пастернак откликался на поэзию Шекспира, Фета, Блока, Цветаевой. Его лирика полна скрытых цитат, интонационных примет его современников и предшественников. Но в этом лишь еще одно достоинство его Музы.

Вот что он сам писал об этом: «В искусстве человек смолкает и заговаривает образ. И оказывается, только образ поспевает за успехами природы».